Интервью Playboy: Борис Натанович Стругацкий

Патриарх советской фантастики, один из немногих деятелей культуры, удостоившийся сокращения своего имени до аббревиатуры БНС, Борис Натанович Стругацкий рассказал Playboy о творческой кухне фантаста, современном обществе и наиболее вероятном будущем

Борис Натанович, раньше фантастика предостерегала, прогнозировала и мечтала, а сейчас в основном развлекает. Вас не раздражает инфантилизация любимого жанра?

Нет. Фантастика, которая предостерегает, прогнозирует (в меру сил), будит воображение, вызывает сопереживание, никуда не делась. Ежегодно выходит две-три дюжины хороших романов хороших писателей. Это и составляет те желанные «десять процентов» доброй литературы, о которой писал Старджон. Что же касается «инфантилизации», то, согласно тому же Старджону, «90 процентов всего на свете – барахло». Так было и так будет, что уж тут раздражаться без толку.

У вашего тандема были писательские заклинания, может, что-то из книжного спецлексикона переходило в повседневную речь? Приходилось вместо «черт возьми!» восклицать «массаракш!»? А угрожать кому-то аннигиляцией?

Да, конечно, и «массаракш» было у нас в ходу, и «шерсть на носу», и «народу не нужны нездоровые сенсации», и еще дюжина словечек, которых я сейчас не вспоминаю.

Представьте, что Мак Сим из «Обитаемого острова» попал не на Саракш, а в наш мир. Захочет ли он и тут совершить рево­люцию?

Смотря в какой стране. В России – вряд ли, а вот за Корею я бы не поручился.

Вы считаете, что гость из другого мира вмешается в ситуацию, только если заметит явные признаки кризиса и социальной несправедливости? Россия ведь, как и Украина, тоже далеко не идеальное государство. 

Насчет «гостя из другого мира» – не знаю. Но наш конкретный Максим Каммерер вмешался бы, только столкнувшись с явной тиранией и несправедливостью. Впрочем, иногда границу между допустимым и невыносимым государственным устройством провести трудно. Видите, я даже во вмешательство Максима в дела Ким Чен Ира не очень верю.

Как происходило распределение функций в вашем писательском тандеме? Кто генерировал идеи, кто придумывал героев, названия планет? Как, например, родились Странники? Хотя бы вы представляете, как они могли выглядеть?

Распределение функций у нас было такое: все, что касается японщины, армии и оружия вообще, – тут главенствовал АНС (Аркадий Натанович Стругацкий. – Прим. ред.), безраздельно и неукоснителaьно. Когда же речь шла об астрономии, филателии и поэзии, главным знатоком объявлялся БНС (Борис Натанович Стругацкий. – Прим. ред.) Генерация же идей, придумывание деталей и ситуаций, создание диалогов, а равно и внутренних монологов – все это было дело общее, сугубо коллективное, плод бескомпромиссных дискуссий и яростных диспутов. Как конкретно были придуманы Странники, я уже не помню – это было 50 лет назад. А как они выглядят? На этот вопрос коротко не ответишь. Это ведь не единая раса, это сообщество представителей самых разных цивилизаций, гуманоидных и не совсем, достигших определенного (чрезвычайно высокого) уровня развития. Например, Странники-земляне – э?? ??????. то Людены. (См. «Волны гасят ветер». – Прим. ред.)

В 2008 году разгорелись баталии между сторонниками и противниками Большого адронного коллайдера. А что вы сами думаете – запускать коллайдер или ну его к чертям?

Не вижу в БАКе ничего опасного. Все это – выдумки околонаучной прессы, соскучившейся по сенсациям. И вообще катастрофы в науке гораздо более редки, чем мало-мальски серьезные открытия. К счастью.

Сколько шагов отделяет нас от мира, описанного в «Обитаемом острове»? 

А вы уверены, что отделяет? Просто мы не потерпели такого сокрушительного поражения, как Саракш, и, как следствие, побогаче, менее авторитарны, не потеряли еще перспективы, народ еще не совсем потеряли. А в общем-то сходства больше, чем различий.

В ваших книгах женщины в основном на вторых ролях или вообще за кадром – такое впечатление, что они мешают мужчинам будущего. Что было причиной такого «литературного шовинизма»?

О женщинах мы всегда писали осторожно. Мы считали их существами особенными и знали о них немного, а потому боялись ошибиться и съехать в сентиментальность или пошлость. Для меня идеальная женщина – это прежде всего верный и любимый друг, последняя линия обороны в сражениях жизни, если угодно.

Почему, на ваш взгляд, так неудачно сложилась судьба экранизации «Гадких лебедей», которая ограничилась участием в фестивальных показах, а затем сразу вышла на DVD? 

«Гадкие лебеди» – это не экранизация. Это фильм по мотивам: новая режиссерская трактовка старой повести. Фильм получился недурен, хотя и вяловат. Заметно влияние Тарковского, что само по себе прекрасно, но ощущение вторичности возникает, хотя фильм достоин положительной оценки.

А чего вы ждете от германовской картины, которая снимается уже десять лет?

От фильма Германа по книге «Трудно быть богом» я жду очень многого, и, судя по тем кадрам, что мне довелось увидеть, жду не зря. Это будет мощное кино. Думаю, оно составит некую эпоху в н???? ???????????.

ашей киноистории.

Как вы считаете, в сегодняшнем дне больше тем для фантастических произведений? Например, вам интересно было бы написать рассказ в декорациях финансового кризиса? Когда вообще легче было писать фантастику – в 1990-2000-е или в 1960-1970-е?

Хм. Написать о финансовом кризисе – идея интересная, но нереализуемая. Финансист об этом писать не будет, а писатель не справится: у него получится производственный роман. И дело тут не в том, что писать фантастику сегодня труднее, чем сорок лет назад. Писать всегда трудно. А дело в том, что не всякая идея способна поразить воображение читателя. Это чувствовали адепты «фантастики ближнего прицела», но в те времена просто не принято было писать иначе. Вот и мучились они, тщась поразить читательское воображение колоннами автоматических тракторов.

Тем, кто ищет литературной реализации, стоит пробовать свои силы в жанре научной фантастики?

Тем, кто «ищет литературной реализации», надобно заниматься литературой: то есть писать о людях и о человеческих судьбах. А будет действие у них происходить в реальном мире или в мире, «искаженном» фантастическим допущением, это уж дело их личного вкуса.

В свое время вы столкнулись с советской цензурой, вас запрещали и не печатали. Скажите, какую книгу вы бы запретили сейчас?

Я категорически против того, чтобы запрещать (а тем более уничтожать, жечь, рвать) какие-либо книги. Книга должна быть доступна читателю. Бороться же с книгой надо с помощью других книг. Опасные идеи не в книгах – в головах. И карать надо не «Майн кампф», а тех, кто пытается эту программу реализовать.

Вместе с братом вы создали будущее, в котором мечтало жить несколько поколений советских граждан – мир Полудня. Возможен ли настоящий Полдень для нас, таких, какими мы есть здесь и сейчас? 

Нет, невозможен. И верить оснований я не вижу. Мир Полудня – это мир Человека Воспитанного, для которого высшим смыслом и наслаждением является творческий труд. Человек Воспитанный есть продукт Высокой системы воспитания. Этой системы нет, и появится она не скоро, если появится вообще, потому что необходимости в ней нет – я не вижу ни политических, ни идеологических, ни экономических резонов для возникновения Человека Воспитанного. Он просто никому не нужен.

Как, на ваш взгляд, может выглядеть золотой век человечества?

Боюсь, ничего более стабильного и благополучного, чем Общество Потребления (мир «Хищных вещей века»), человечество создать не способно. Во всяком случае представить что-нибудь лучшее я не умею. Худшее – сколько угодно, а лучшее – нет. Увы. 

Интервью MАКС ЩЕРБАКОВ

перевод ИЗ АРХИВА Б. СТРУГАЦКОГО

Legion-Media