Жанна27: Без Звонков и границ

По случаю выхода дебютного альбома – одного из ярчайших культурных и музыкальных явлений – Жанна27 поделилась мыслями обо всем, что ее тревожит, радует или не вызывает никаких эмоций. Сам же альбом «Без звонков и границ» уже присутствует на всех стриминговых платформах и ждет твоего обязательного скачивания.

Интервью – ВЛАД ИВАНЕНКО

Арт-фото – MINA SORVINO (стиль – ANNA EGOROVA), СЕРГЕЙ САРАХАНОВ

Что ты думаешь об украинской музыке? Сейчас ты выпустила нечто, что обязательно покорит мир. 

У меня, разумеется, безграничное количество предпочтений, но украинская музыка не входит в их число. 

А чего ты хочешь от музыки в целом, чего ты добиваешься своим творчеством?

Я точно ничего этим не пытаюсь добиться: я транслирую. Есть вещи, которые в жизни неизбежны. Постоянно воспроизводится нечто. Я могу с тобой разговаривать, и параллельно может играть радио в голове. Музыка преследует меня как дыхание. 

Как бы ты презентовала свою музыку человеку, который никогда ее не слушал? 

Не портите себе настроение… (Смеется). Пара­доксальная вещь. Ведь когда мы слушаем музыку? Когда нам хорошо.

Хочешь сказать, что твоя музыка фоновая? 

Я только начала, секунду. Мы слушаем музыку, когда у нас хорошее настроение. Но в те моменты, когда нам хреново, главный допинг – это тоже музыка. И если мы говорим о моем альбоме – это безусловное самобичевание как путь к излечению. Я хотела бы лечить души.

Кто твоя целевая аудитория?

Человек, способный думать и чувствовать. 

Есть такое понятие – зона эстетической глухоты. Для меня это, скажем, группа The Beatles. Я ее не понимаю. Что входит в это понятие у тебя? 

Я тоже не люблю группу The Beatles, пусть меня забросают тапками, но уж как есть. Это как принято выбирать главного поэта на эпоху. Или художника. 

Ты про Шевченко? 

И про Пушкина. Всегда почему-то нужно выбирать одного. 

Ты появилась в нужный момент и в нужное время. У нас, например, нет единого музыканта в стране сейчас. 

Мы – производная старой системы. И мы от нее отошли, но к новой, увы, еще не пришли. Я полностью отдаюсь своему делу. Это главное. 

А что такое творчество? Это больше страдание или прилив счастья?

Мне часто приписывают закрытость. А музыке моей – страдание. В моменты, когда человек страдает, он не может есть, спать… Когда я сильно страдаю, я не могу писать НИЧЕГО. Дохожу до дна. И там отыскиваю жемчужины. Извлечь музыкальную жемчужину достаточно сложно. А раскрыть ее – и подавно.  

Ключи к характеру лежат в детстве. Кто тебя формировал как личность? 

Если говорить обо всей семейной «коробке с карандашами» – это бабушка. Она точно наблюдает за мной с небес и по-прежнему направляет. Безусловно, мама – это фундамент. Люблю ее. А в моменты творческой слабости моей опорой является папа. Он не слишком критичен, не слишком добр. Он не станет говорить «хорошо», если это не так, в то же время критикуя не до такой степени, чтобы я все бросила.

Как бы ты прокомментировала время, в котором живешь? 

Цифровой век не так уж плох. Но пробиться сейчас очень непросто. Изобилие. Перенасыщение. Моя музыка также осталась бы в закромах, если бы не люди – двигатели моей жизни. 

Назови три ценности в твоей жизни. 

Люди, животные, творчество. 

Что может заставить тебя плакать?

Люди, животные, творчество. 

Находишь ли ты утешение в фильмах? 

Я смотрю очень странное кино. Не модно-странное. А по-настоящему. Я, например, не понимаю Соррентино. Такой я человек.

Как ты понимаешь, что музыкальное произведение завершено? 

До какой степени я перфекционист? Пока папа меня не остановит. Я могу лихо разораться при создании песни. Помню, на записи «Горели» так было. Ведь она осталась в неизменном виде. Песня получилась прекрасной сразу, и я настояла, чтобы оставить ее как есть. Суть артиста – в неугождении. Важно исполнять то, что действительно чувствуешь, а не то, что попросят. К музыке и публике надо относиться как к ребенку. Строго. Повзрослеет – поймет. А если у нас нет энергии – это «не мой ребенок». 

Назови самый главный твой комплекс? 

Неполноценности. (Смеется.) Я красивая, молодая, гениальная, но у меня есть ряд комплексов, конечно. 

В перерыве интервью Жанна написала стих: 

«Я не та.Ты же знал, я не та.
Да и ты, откровенно, не тот.
Без тебя я, считай, сирота.
До тебя мне – космический год».

Как у тебя это получается?.. Продолжим. В 1911 году подругой и моделью твоего любимого Шиле стала Валли Нойциль. Пара сбежала от венской богемной жизни в Чески-Крумлов, затем – в городок Нойленгбах, где в 1912 году Шиле был арестован по обвинению в растлении несовершеннолетней, но его вина не была доказана. При обыске полиция обнаружила у него несколько десятков откровенных рисунков, которые были изъяты и объявлены порнографическими. За эти рисунки художника приговорили к кратковременному тюремному заключению. Одним из покровителей Шиле был австрийский коллекционер Генрих Бенеш, отец будущего историка искусств Отто Бенеша. 

Таланту можно многое простить. До определенной степени. (Наши читатели уснут и перейдут на сисечки) (Смеется.) Я считаю так: есть та тонкая грань, когда, скажем, ты безумен, но это не нарушает ничьих границ. Знаменитая аудиенция Хачатуряна у Дали – яркий пример.

А можно хамить официанту, например. Это плохо. Когда я хочу узнать, каков человек в реальности, всегда смотрю, как он относится не ко мне, а к тем, кого он в теории никогда больше не увидит.  

Говорят, дружить надо с людьми, которые сильнее тебя. 

Умнее. Это важнее. Очень модно говорить: «Я сложный человек». Особенно голосом Ренаты Литвиновой. «Я многих не люблю, я сложный человек». Мы на этом не закончим. 

Есть такая привычка – калькировать то, чем ты напиталась? Будь то музыка, фильм или книга. У тебя есть такой синдром? 

Ты подспудно затронул главный мой комплекс. Я могу довести себя и близкий круг до безумия. У меня гипертрофированное чувство справедливости: «А вдруг сие уже написано?» Я, скорее всего, первооткрыватель. Новое слово в музыке. 

Если бы не занялась музыкой, то чем?

Любовью.

ПАПА ЖАННЫ – АНДРЕЙ.

Сложным ли она была ребенком?

Ребенок, взрослый… это не разные люди, это и есть человек в «едином времени своей жизни». Когда находишься в середине или во второй ее половине, осознаешь это еще четче. Скажем так, уже в ребенке я видел ее взрослой, сейчас скорее наоборот. 

Опишите Жанну в трех словах. 

В моей девочке не угасает первородная энергия созидания и огонь творческого желания.  

Деретесь ли вы за возможность услышать песню так как хотите ее слышать?  

Деретесь? (смеется). Скорее имитируем драку в момент эскиза, накопления партий, технической работы в студии, когда решается писать ли картину маслом или акварелью. Или когда идем сознательно на эксперимент,  с заранее известным результатом, во-первых это любопытно, во-вторых — «можно подраться». Никогда не жалею времени, казалось, потраченного впустую. Это как проверка чистоты тона камертона. В итоге, все делалось так, как и было задумано. А как было задумано — мы это даже не обсуждали. Ведь у нас есть камертон.

Верите ли вы в успех этого альбома?

Ни во что не верю.  Это удел не желающих видеть, слышать и понимать самих себя в нашей реальности. Как изменится наша реальность (слушатель), что победит в ближайшей перспективе и станет превалирующим для людей, будет ли это их внутренний мир или крепко вмонтированная и навязанная прежде внешняя атрибутика? Вопросы… Вопросы… От этого и будет зависеть «успех». Просто считаю этот альбом еще одним своевременным вопросом к выше названным.

Что бы вы вы хотели сказать Жанне втихаря, в журнале, чтобы она прочитала и удивилась?

Нееет, только не втихаря. Втихаря обязательно что-то накапливается, а после высказывается в сердцах. Так и должно быть. Так что никаких блокнотов-журналов, мы всегда онлайн.

Что такое музыка? 

Единственная правда нашего существования. И последнее лекарство. В музыку можно и нужно верить, ибо только она нас реально спасет!